Пожалуй, немного найдётся в истории российской историографии фигур столь блестящих и загадочных, как граф Ян Потоцкий (1761 – 1815). В своё время современников потрясла смерть этого человека. Он убил себя серебряной пулей, отлитой из ручки сахарницы и освящённой у капеллана. Но имя его не кануло в безвестность. Учёные труды с поразительными научными прозрениями позволили назвать этого человека впоследствии гениальным фантомом (выражение Жана-Пьера Сикра). Он беседует с нами сегодня, рассказывает о своих замечательных открытиях, об удивительных путешествиях, совершённых в различные концы света...
«Деятельная и полная опасностей жизнь, – писал о нём один из его биографов, – постоянная подвижность, страсть к новому и неизведанному составляли сущность этого человека». Заслуги Потоцкого высоко оценили современники. На Мальте его про¬извели в рыцари, открытый в Жёлтом море архипелаг назвали его именем. Адам Мицкевич считал его самым великим и наиболее глубоким славянским историографом.
Тем не менее, в области кавказоведения до сих пор существует определённая недооценка трудов Потоцкого. Более того, иные исследователи (М. О. Косвен), даже упрекали учёного в дилетантизме. Возможно, причиной тому был языковый барьер: Потоцкий писал и публиковал свои труды на французском языке, и они до сих пор не переводились на русский. К тому же учёный был весьма далёк от мысли приобрести какую-либо популярность и часто издавал свои работы, содержащие смелые изыскания в области истории, археологии, этнографии, в количестве двух или пяти экземпляров! Естественно, что ещё при жизни автора эти книги становились библиографической редкостью.
Наибольшую известность Потоцкому принёс его роман «Рукопись, найденная в Сарагосе», переведённый на немецкий, английский, сербский и русский языки. Рукопись этого романа, признанного впоследствии одним из лучших произведений мировой фантастической литературы рубежа XVIII – XIX веков, была утрачена. Известно, что А.С.Пушкин пытался её разыскать, но безуспешно. Интересовался Пушкин и учёными записками потомка польских магнатов, считая, что его учёные изыскания «столь же занимательны, как и испанские романы» («Пу¬тешествие в Арзрум»).
Но Потоцкий никогда не ограничивал себя одними книжными знаниями. Свои исторические разыскания он всегда стремился подтвердить наблюдениями над жизнью народов многочисленных стран, которые посетил. Египет, Испания, Португалия, Англия, Шотландия... Где только не побывал учёный! Он объездил страны Средиземноморья, Европы, Африки, Азии. Долгое время Потоцкий жил в Париже, при Александре I служил в российском министерстве иностранных дел. После падения Речи Посполитой (1795 г.) принял подданство России, поселился в Санкт-Петербурге, стал почётным членом Российской Академии наук. В России он провёл последние годы своей жизни, редактировал первую в стране правительственную га¬зету на французском языке «Journal du Nord» («Северные известия»), совершал путешествия к границе с Монголией, к предгорьям Кавказа.
В 1796 г. в Вене вышла книга Я. Потоцкого, содержащая новые сведения по древней географии и истории Северного Причерноморья карты Санудо и Весконте относятся к 1320 и 1327 годам. Интересна опубликованная, выявленные исследователем в разных книгохранилищах Европы. Эта работа Я. Потоцкого была опубликована на русском языке после смерти автора. Впервые в историографии Потоцкий вводит в научный оборот интереснейшие сведения, почерпнутые из старинных генуэзских карт, приуроченных территориально к Северному Причерноморью, хронологически – к итало-генуэзской экспансии в северо-восточное Причерноморье. Как известно, возможность проникновения на Чёрное море для генуэзцев открылась после Нимфейского мира и договора с византийским императором Михаилом Палеологом в 1261 г., когда генуэзцы получили право беспошлинной торговли и организации своих факторий в причерноморских владениях Византии. Но пик генуэзской экспансии приходится на XIV в. (Несколько раньше – с начала ХIII в. сюда проникают конкурирующие с генуэзцами венецианцы). Карты, используемые Я.Потоцким, представляют собой морские портуланы, из которых наиболее ранние Я.Потоцким часть морской карты Фредуче Анконского. На ней в районе современного Таганрогского залива помечен населённый пункт «Cabardi». Жили ли в ХIV-ХV вв. здесь вопрос мы не можем, так как он не изучен, но Так, Фредерик Дюбуа де Монпере, повествуя кабардинцы жили «среди татар между Качем и Бельбеком, которого верхняя часть называют» видны развалины замка «Черкес-Керман». О том же сообщал путешествовавший археологически сейчас подтверждается адыг Наконец, Ф.К. Брун в «Черноморье» приводит сведения об обитании кабардинцев не делает ценной информацию карты Фредуче кабардинцы? Однозначно ответить на этот отдельные факты здесь следует привести. о Крыме, свидетельствует о том, что кабарется нынче Кабарда», а на равнине «Черкес по Крыму в 1793-1794 гг. П.С.Паллас, что ¬скими тамгами на позднесредневековой башне «Кыз-кулле» в 24 км. от г. Бахчисарая. только в Крыму, но и в районе Таганрога, что Анконского.
После третьего раздела Польши имя Потоцкого, как и многих других польских реформаторов, оказалось в списке «преступников», и только вмешательство влиятельного при русском дворе родственника, Феликса Потоцкого, спасло его. Эти же связи помогли ему позже, в 1797–1798 гг., после смерти Екатерины II, совершить путешествие на Кавказ. Это путешествие, предпринятое гра¬фом Потоцким на собственные средства, не было вояжем в погоне за экзотикой, его, скорее, можно приравнять к научному подвигу. Учёный побывал здесь на заре кавказоведения. Его поездка продолжила научные экспедиции С.Г.Гмелина, И.А.Гюльденштедта и П.С.Палласа.
Описание этого путешествия долгое время было неизвестно, так как попало в библиотеку философского общества в Филадельфии, но многочисленные его копии ходили по рукам, а фрагменты одной из них были напечатаны Булгариным в «Северном архиве» в 1828 году. Полностью же этот труд Потоцкого был издан на французском языке в 1829 году Г.Ю.Клапротом.
Позднее публикация, помещённая в «Северном архиве», была воспроизведена в сборнике «Исторические путешествия». Некоторые небольшие по объёму отрывки текста Потоцкого были переведены с француз¬ского и приводились в современных кавказо¬ведческих сборниках, но они отнюдь не давали полного представления о труде учёного и о значимости его наблюдений для развития кавказоведения.
Г.Ю.Клапрот, экстраординарный академик Российской Академии наук, снабдил публикацию собственными комментариями, не потерявшими научного значения по сей день. Таким образом, рассматриваемое нами здесь сочинение о Кавказе появилось в результате усилий двух российских академиков начала XIX века – Я.Потоцкого и Г.Ю. Клапрота. Но ни труд Потоцкого, ни комментарии Клапрота к нему до сих пор полностью на русский язык не переводились. Они остались неизвестными не только широкому кругу российских читателей, но и узкому кругу специалистов. Между тем, сочинение Потоцкого содержит интереснейшую историческую информа¬цию, к сожалению, не используемую современными кавказоведами.
Труд Я.Потоцкого по форме изложения представляет собой путевой дневник с описанием не только увиденного, но и авторским комментарием, раскрывающим его научные интересы и взгляды, а также состояние науки в конце XVIII – самом начале XIX века. По¬тоцкий порывает с традиционным жанром «учёного путешествия», с его канонами, ограничивавшими авторскую свободу. Его научные труды теряют замкнутый, профессиональный характер, и начинают походить на очерк, в котором даны не готовые выводы, а процесс их постижения. Так, например, Я.Потоцкий выдвинул версию, согласно ко¬торой осетины рассматривались им как часть алано – асов – ясов, продвинувшихся на Северный Кавказ с берегов Дона, и как потом¬ки осилов Птолемея и «сарматомидян» Дио¬дора и Плиния.
Почти 200 лет прошло с того времени, как было сделано это предположение. Конечно, накопление новых материалов, развитие исторической мысли вносят сегодня в теорию Я.Потоцкого свои коррективы. Но, блестяще подтвердившаяся версия учёного, в наше время получила мировое признание.
Особого исследования требует изобрази¬тельный материал, помещённый в качестве иллюстраций к изданию книги Я.Потоцкого 1829 года.
В XVIII – XIX вв. возрос интерес запад¬ноевропейских художников к изображению сцен из жизни народов России, по своему дипломатическому весу стремительно вы¬шедшей на одно из первых мест среди европейских держав. В начале XIX века получили широкое распространение гравированные издания, посвященные России и Кавказу, они составили целое направление в графике. В Европе издавались как отдельные листы, так и альбомы, посвященные изображению жиз¬ни народов российских провинций и, конечно же, экзотического Кавказа.
Обычно гравюры на русские темы изображали уличных торговцев или представителей тех или иных народов страны. Одиночные фигуры в национальных одеждах, снабжённые атрибутами, характеризующими их заня¬тия, были расположены на сравнительно нейтральном фоне. Такими были, например, рисунки Ж.Б Лепренса, который в 1760 – 1770-х годах создавал костюмные изображения. И хотя кавказская тема не прослеживается в работах Лепрепса, мы не можем не вспомнить это имя, так как именно с него начинается «живописное изучение» России. Стойкий интерес к русской теме, высокий художественный уровень рисунков сделали Лепренса основоположником формы русских изображений «костюмного рода». Позже художники, выпускавшие серии гравюр, посвященные народам России, восполняли недостаток собранного фактического материала заимствованиями из Лепренса. Российский исследователь Н.Н.Гончарова отмечает, что это относится и к М.Ф.Дамаму – Демартре и к другим западноевропейским художникам, обращавшимся к российской тематике.
Художественный уровень массовой про¬дукции западноевропейских художников, изображавших бытовые сцены из российской жизни, был невысок. Гравюры начала XIX века пассивно фиксировали внешнюю сторону жизни народа, его облика, не раскрывая ни психологической, ни социальной стороны сюжета, и в первую очередь служили познавательным целям. Обычно художники, изображавшие бытовые сцены, исходили из гол¬ландской жанровой живописи. Они ограничивались простейшим, этнографически обоснованным сопоставлением мужчины и женщины, или же продавца и покупателя, один из которых протягивает руку другому, – композиция, ведущая свою традицию от знаменитых «Криков Парижа» («Cris de Paris») – французских изданий середины ние на его ценность и считали его принадлежащим Я. Потоцкому. Как свидетельствует сам путешественник, он делал наброски с натуры во время своего вояжа по Кавказу. И всё ных в книге Потоцкого, остаётся открытым. Издавший этот труд уже после смерти автора изображающий статую Дука-бек, приписал фии. Подлинное происхождение остальных рисунков не ясно, но сравнение их с работами Х.Гейслера, сопровождавшего экспедицию сомненной близости сюжета и техники исXVIII века. Произведения типажно- костюмного характера чаще всего решались как сценки из двух фигур. То же можно сказать и о рисунках, помещённых в издании труда Я. Потоцкого о его кавказском путешествии. Этот изобразительный материал требует особого исследования. Учёные – этнографы, кавказоведы справедливо обращали внима же вопрос об авторстве рисунков, помещён¬Г. Ю. Клапрот, из семи рисунков, помещённых им в качестве иллюстраций, лишь один, И.Гюльденштедту, так как, по его словам, рисунок Потоцкого не был приложен к рукописи текста книги, полученной им из Филадель¬П.С.Палласа, позволяет сделать вывод о не полнения. Впрочем, для данного временного сепией Бальтазара де ла Траверса «Соколиная охота», выполненной в 1787 году.периода было характерно допущение заимствований, реминисценций фрагментов из рисунков других художников при создании гравюр на этнографические сюжеты. Так, например, русский художник Е.М.Корнеев при создании собственного листа пользовался Потоцкий же, по его же словам, сделал, кроме двух рисунков мавзолеев древнего золотоордынского города Маджары, также ри¬сунок Дука-бека, к тому же зарисовал вид кавказских гор и Эльбрус, представителей животного мира Юга России, бурханы – калком путешествии, отраматериал и представляют Они представляют собой раскрашенные гравюры, четыре из которых имеют мыцкие идолы, интерьер калмыцкого жилища, портреты гелюнгов – калмыцких священников. Но все эти работы не были приложены к тексту его рукописи и не вошли в издание 1829 года. Тем не менее, безусловно, что рисунки, помещённые Г. Ю. Клапротом в книге Потоцкого о его кавказс жают этнографический определённый интерес. двухфигурную компози¬цию. Это: «Туркмены», «Черкесы», «Ногайцы», «Ингуш и осетин», один из рисунков представляет колоритный портрет предводителя тюркского племени.
Этнографические же описания самого Я. Потоцкого подтверждаются рисунками ху дался целью создать научный труд по этногдожников рубежа XVIII – XIX веков, совер¬шивших поездки по Кавказу в это время. Путешествия, организованные Российской Академией наук, привлекали внимание таких художников – современников Потоцкого, как Е. М. Корнеев и Х.-Г. Гейслер. Ими использовались этнографические описания путешествий И. Г. Гмелина, И. Г. Георги, П. С. Палласа и других. Кроме того, художники пользовались и собственными наблюдениями, сделанными во время поездок по Югу России. Так, Е. М. Корнеев в 1802-1803 гг. принял участие в экспедиции, снаряжённой по приказу Александра I «объехать с целью военно-стратегического осмотра Азиат¬скую и Европейскую Россию», после чего им был издан двухтомный альбом гравюр, по его рисункам «Народы России...», где автор за рафии народов, населявших Россию. Так как этот альбом не был переведён с французского языка на русский и является огромной ред¬костью, имеет смысл кратко охарактеризовать его текстовую часть.
Этот альбом вышел в 1812–1813 годах в Париже.
Издатель альбома баварский посланник граф К. Рехберг имел и собственные наблю¬дения: он побывал на Кавказских Минеральных Водах, видел народы, населявшие этот край. При составлении этого издания он обратился к смежным дисциплинам – истории, географии, языкознанию, которое в то время ещё не оформилось как наука, дающим выход к вопросам о происхождении народов и их расселении. Заметим, что в начале XIX в. интерес к различным народам определялся просветительскими задачами. Отдельные рисунки из этого альбома воспроизведены в современном издании Н. Н. Гончаровой, упоми¬навшемся нами выше. В этом же издании помещён рисунок X.-Г. Гейслера «Ингуш и трухмянский татарин» (1803), на котором изображение ингуша практически идентично с изображённым ингушом на рисунке из книги Я. Потоцкого. Гейслер, как известно, путешествовал по Кавказу вместе с П. С. Палласом в 1793 – 1794 гг. Исходя из вышеизложенного, мы и делаем вывод о связи материалов, публикуемых Г. Ю. Клапротом в издании труда Я.Потоцкого с материа¬лами экспедиции П.С.Палласа.
Рисунки Х.Гейслера в настоящее время находятся в собрании Государственного Исторического музея в Москве, а частично опубликованы в книге П. С. Палласа. Среди, них – чёрно-белые и цветные зарисовки представителей различных народов Кавказа. Изображение ингуша, как уже отмечалось выше, очень близко в деталях к рисунку в ра¬боте Я. Потоцкого. Впервые это было отмечено Н. Г. Волковой (Волкова Н. Г. Изобразительные материалы как источник изучения материальной культуры народов Кавказа в ХIХ-ХХ вв.- М.: Наука, 1971.- С.100). Ингуш изображён в плотно запахнутой верхней одежде, спускающейся ниже колен и подпоясанной кожаным поясом с металлическим набором; на ногах чувяки, на голове круглая стёганая шапка тёмного цвета с узким белым ободком. На рисунке детально передано и вооружение: на поясе кинжал в ножнах, на ремне, перекинутом через плечо, висит ружьё, в левой руке круглый щит с фаларом посередине, в руках длинное сучковатое копьё с ромбическим наконечником. Археологические раскопки подтверждают достовер средневековых наземных ингушских склепах. Так Д. Ю. Чахкиев, со ссылкой на Я. Потоцкого, отмечает, что «короткие дротики, с узким гранёным остриём наконечников и сучковатыми древками», можно видеть у ингушКопья и дротики у позднесредневековых вайнахов // Новые материалы по археологии и 1987). Но в данном случае речь идёт не о дротике, а о длинном копье.ность этого рисунка, так как многие предме¬ты, изображённые на нём, встречаются в ских воинов конца XVIII в. (Чахкиев Д. Ю. этнографии Чечено-Ингушетии. - Грозный,
Таким образом, цикл зарисовок художников Академических экспедиций даёт материал преимущественно по костюму народов Кавказа конца XVIII в. Эти рисунки впервые дали наглядное представление об этнографических особенностях большой группы наро¬дов Северного Кавказа. Зарисовки дают наиболее богатый материал по вооружению, костюму, обуви, головным уборам кавказцев, но почти не отражают другие стороны куль¬туры народов Кавказа: поселения, жилище, сельскохозяйственные и другие орудия.
На одном из рисунков, приложенных к труду Я.Потоцкого, изображён осетин в короткой черкеске без выреза на груди, её бор¬та стянуты тремя парами завязок. Исследователь Е.Н.Студенецкая говорит о том, что эти признаки датируют подобные черкески концом XVIII в. (Студенецкая Е.Н. Одежда народов Северного Кавказа XVIII-ХIХ вв.-М.: Наука, 1989.- С. 28) и подчёркивают особенности осетинской одежды.
Изобразительные материалы по ингушам вообще более бедны, чем по другим народам. В книге Я. Потоцкого имеется выше упоми¬навшийся рисунок, на котором изображён ингуш в черкеске со стоячим воротником, причём черкеска напоминает некоторые изоб¬ражения адыгских черкесок. В склепах «го¬рода мёртвых» у осетинского селения Даргавс В. Х.Тменов обнаружил черкески со стоячим воротником и без газырниц. Подобные черкески у осетин, иногда у балкарцев и у вайнахов встречались вплоть до начала XX в. Они считались рабочими в отличие от праздничных – с открытой грудью и газырями.
Ещё более беден изобразительный материал по чеченцам. В альбоме, изданном в Париже в 1813 г. с рисунками Е.М.Корнеева, чеченцы изображены в коротких до колена черкесках с узкими рукавами. Беггров изоб виде лотков, скреплённых ремешками, завершали его экипировку. Судя по рисунку путешественника Яна Потоцкого, примерно так вооружался ингушский воин ещё в начаражает чеченца в короткой шубе с отдельной, висящей на ремне газырницей. У Д. Л. Ми¬лютина чеченец изображён в короткой, но нараспашку черкеске с узкими рукавами. В ряде случаев авторы XVIII – начала XIX вв. приводят местные термины, называя подоб¬ную одежду, хотя и в искажённом виде. Так, Г.Ю.Клапрот называет верхнюю одежду ады¬гов «цей», И.Ф.Бларамберг «цши», Дюбуа де Монпере – «циш». В этих терминах уга¬дывается кабардинское наименование черкески «цен», дошедшее до наших дней. Карачаево-балкарское (тюркское) слово чепкен (черкеска) давно вошло в русский язык в форме «чекмень». В.И.Марковин пишет: «Воин-вайнах всегда имел при себе холодное оружие (кинжал, а то и саблю), лук и набор стрел с железными наконечниками. Если же дело доходило до настоящей брани, он облачался в кольчужную рубаху с короткими рукавами из хорошо прокованных железных колечек, надевал цельнокованый железный шлем и брал круглый щит. Налокотники в ле XIX века». (Марковин В.И. Каменная ле1994.- С. 140).топись страны вайнахов.-М.: Русская книга, Французский исследователь Ярослав Ле¬бединский в книге «Оружие казаков и кав¬казцев...» (Lebedynsky J. Les Armes Causa¬ques et Caucasiennes et les armes traditionnel¬les d’Europe orientale.-Paris, 1990) пишет о том, что черкесы, согласно рисунку Потоцкого, носили чувяки, бешмет, черкеску. Этот костюм дополняла шашка, замеченная рисовальщиком. Он обращает внимание на то, что рисунок интересен своей поздней датировкой. Архаичная же экипировка включала в себя кольчугу, шлем, налокотники. На рисунке Е. М. Корнеева «Черкес, стреляющий из лука», изображены черкесские воины в такой одежде. Этот рисунок соотносится с описанием черкесов, сделанным Я. Потоцким, где он говорит о том, что впервые увидел черкеса, стреляющего из лука: «Инал, черкес¬ский князь, выпустил несколько стрел по воронам... Впервые я увидел черкеса, стреляющего из лука с лошади; и, конечно, это было прекрасное зрелище».
Таким образом, можно сделать вывод о том, что хотя изобразительные материалы, помещённые в книге Я.Потоцкого, требуют специального тщательного исследования, ценность и значимость этих графических работ отрицать сегодня невозможно.
Остается добавить, что недавно в одном французском издании (Rosset, Franc.ois; Triaire, Dominique. Jean Potocki. Biographie. – Paris, 2004), была опубликована акварель Я. Потоцкого «Пейзаж с видом на Эльбрус», а также шаржированная зарисовка – портрет графа де Бельфора, встреченного путешественником во время его поездки по Кавказу. Безусловно, на Западе, в частных коллекциях хранятся и другие его рисунки. Будем надеяться, что когда-ни¬будь они будут известны и нам.
Когда-то Потоцкий писал: «Благословляю науку, принесшую мне счастье, покой и даже наслаждение, вопреки ужасному хаосу, в который погружено наше время...». Учёный ратовал за то, чтобы «священное пламя науки не погасло в России во время политических бурь». Удивительным образом эти слова перекликаются с нашим сегодняшним днём. Этим пожеланием и хотелось бы закончить рассказ о человеке, творческое наследие которго мы ещё только начинаем для себя открывать.